Последний тамплиер - Страница 111

111

— Спасибо вам.

Они закивали, улыбаясь ей.

— Я… мы оба вам обязаны жизнью. Смогу ли я как-нибудь отблагодарить вас?

— Чепуха, — отозвался Мавромарос. — Есть такая греческая пословица: «Ден криазете евхаристо, катикон моу». Это значит: не нужно благодарности за то, что мы делаем по долгу.

Он переглянулся с Елени и мягко добавил:

— Мы вас оставим. Вам, конечно, есть о чем поговорить.

Тесс проводила их взглядом, потом бросилась за доктором, обняла его и расцеловала в обе щеки. Даже сквозь загар было видно, что Мавромарос покраснел. Застенчиво улыбнувшись, он вышел, оставив их вдвоем.

Она шагнула к Рейли, но на глаза ей попалась свернутая кофта, оставленная на секретере, как бомба с часовым механизмом. Отвратительно было чувствовать себя обманщицей и перед приютившей их великодушной парой, и перед Рейли. Ей отчаянно хотелось обо всем рассказать ему, но Тесс понимала, что еще рано.

Но теперь уже скоро…

С тяжелым сердцем она приказала себе улыбнуться и присела на край кровати.

Рейли казалось, будто прошло много недель. В мышцах ощущалось странная звенящая немота, а в голове стоял и не рассеивался туман. Одно веко не открывалось до конца.

Начиная с момента, когда он выстрелил в де Анжелиса и бросился в штормовое море, Рейли почти ничего не помнил. На вопрос, как он здесь оказался, доктор мог рассказать только те обрывочные подробности, которые услышал от Тесс. Зато он испытал огромное облегчение, когда, очнувшись, обнаружил, что она здесь и цела.

Он попробовал сесть повыше, но тут же поморщился от боли и снова откинулся на подушки.

— Так чем же все кончилось? — спросил он.

Тесс рассказала ему все, что помнила. У нее в памяти тоже зиял провал — от гигантской волны до пробуждения на берегу. Она помнила только, как его ударило по голове, как она связывала вместе их спасательные жилеты, да еще ту волну. Она рассказала о крышке люка и показала израненную веревкой руку. Она так и не поняла, почему их обстрелял катер береговой охраны, так что Рейли пришлось поведать о своих странствиях, начиная с явления из пыльного облака монсеньора де Анжелиса.

— Извини, — сказала она, когда они свели концы с концами. — Не знаю, что на меня нашло — я, должно быть, с ума сошла, когда бросила тебя там. Все так запуталось, прямо… — Она замолчала, не найдя слов, чтобы выразить свое раскаяние.

— Все в порядке, — сказал Рейли, растягивая в улыбке потрескавшиеся губы. — Не будем об этом. Главное, что мы оба выбрались, правда?

Она неохотно кивнула, поблагодарив его взглядом. Рейли продолжал рассказ, объяснил, что с самого начала за всем этим стоял монсеньор: он убивал всадников в Нью-Йорке, и он же собственноручно стрелял из пулемета на «Караденизе». Он рассказал, как выстрелил в де Анжелиса.

А потом пересказал все об откровениях кардинала Бруньоне.

Слушая повествование Рейли о встрече в Ватикане, Тесс старалась заглушить в себе острое чувство вины. Подлинность ее находки, подтвержденная теми, кому она более всего угрожала, зарядила энергией каждую клеточку ее тела, но говорить об этом она пока не могла. Она изображала изумление, задавала вопросы и все больше и больше ненавидела себя за каждый фальшивый жест. Больше всего ей хотелось выхватить спрятанную рукопись и тут же, сейчас же, показать Рейли. Она читала на его лице глубоко скрытую тревогу и понимала, какую рану нанесло этому человеку признание Бруньоне, что в самом сердце его веры скрыта ложь. Она не хотела причинить ему еще большие страдания, предъявив вещественные доказательства этой лжи. Сейчас она не была даже уверена, что решится на это позже. Да, ему нужно дать время. И ей тоже нужно время, чтобы все обдумать.

— Ты как, ничего? — неуверенно спросила она.

Он смотрел в пространство, на лицо легла тень: как видно, нелегко ему было выразить словами то, что он чувствовал.

— Трудновато, но, понимаешь, все это — Турция, Ватикан, шторм… все сейчас кажется страшным сном. Может, сказываются лекарства или еще что, но… наверное, позже это все уляжется в голове. А пока я слишком устал. Я опустошен и не знаю, сколько тут от болезни, а сколько — от чего-то еще.

Тесс всматривалась в его измученное лицо. Нет, сейчас определенно не время рассказывать.

— И Венс и де Анжелис получили по заслугам, — сказала она и добавила, просветлев: — А ты жив. Разве это не причина поверить в Бога?

— Может быть…

Он вяло, неубедительно улыбнулся.

Рейли не сводил глаз с ее лица. Его клонило ко сну, но вдруг он поймал себя на том, что думает о будущем. Задумываться о будущем было не в его привычках, и он удивился, что эти мысли пришли в голову сейчас, когда его чуть живым выбросило на далекий берег.

Он поймал себя на мысли, что не знает, захочет ли после всего этого остаться в ФБР. Прежде ему нравилась его служба, но последний случай нанес глубокую рану. Впервые он почувствовал, что устал от избранного им образа жизни: устал целыми днями гадать, что творится в головах у подонков, устал сталкиваться со всем худшим, что могла предложить жизнь. Он лениво задумался, не стоит ли сменить работу, чтобы снова научиться радоваться жизни — и, может быть, даже снова поверить в людей.

Веки у него слипались.

— Прости, — выговорил он, уже засыпая, — давай оставим это на потом.

Тесс взглянула на крепко спящего Рейли и почувствовала, что сама изнемогает от усталости.

Она вспомнила его шутку насчет будущих отпусков и улыбнулась, чуть заметно покачав головой. Отпуск сейчас пришелся бы очень кстати, и она точно знает, где хочет его провести. Аризона отсюда представлялась истинным раем. Она решила, что отправится прямо туда. Страшно даже подумать вернуться на работу. Одна пересадка в Нью-Йорке — и она увидит дочку. А если Гвирагоссян или еще кто в институте будет недоволен, то и черт с ними.

111